Музыка, вперед! - Страница 39

– Хотите поиграть со мной в эту игру?

Перед ним немедленно образовалась пустота. Во избежание худшего Барбьери остановил его:

– Вернись, Вито! Мы потом с ним разберемся.

Пицци повиновался, но при этом так выругался, что дон Фаусто перекрестился. Марио возобновил прерванную речь:

– Пепе уже давным-давно не соображает, что говорит, а некоторые все время настраивают его против меня. Да-да, Аттилио! Это все из-за тебя. Ты прогнал меня из мэрии, ты оскорбил и унизил меня, а потом украл мою дочь!

– Это неправда! – Аврора вступила в бой. Отец пытался остановить ее:

– Замолчи, Аврора!

– Нет, я не буду молчать! Ты дал свое согласие на наш брак с Джанни. Ты говорил, что нет человека лучше Аттилио Капелляро и что ты будешь гордиться этим родством!

Веничьо торжественно обратился к публике, призывая их в свидетели:

– Вы видите? Это дело рук Капелляро! Он сумел восстановить против меня даже мое собственное дитя! Но я не сдамся и покараю всех изменников, даже если они будут членами моей семьи! Сограждане! В час, когда наши доблестные войска теснят проклятых захватчиков за море, мы не можем допустить слабости в наших рядах! И чтобы показать нашу приверженность режиму Дуче, предлагаю спеть хором гимн фашистской Италии!

Он затянул «Джовинецца», Пицци и Барбьери подпевали ему, но никто больше не поддержал их трио. Так что хор не смог заглушить слова Пепе:

– Ничего у тебя не выйдет, простофиля!

Марио прервал пение:

– Ах так! Вы не желаете прислушиваться к голосу разума? Отлично, тогда мы поступим по-другому. В Страмолетто произошло убийство. Если убийц не выдадут через полчаса, Аттилио Капелляро будет повешен! Еще через полчаса повесят Бонакки, а затем де Беллиса. Я вас предупредил!

Слово взял дон Фаусто:

– Марио Веничьо! Тебе точно недоставало запятнать свою совесть убийством! Но если ты должен убивать твоих друзей, твоих братьев, то пусть меня повесят первым!

И не дожидаясь ответа, падре ушел к себе в церковь в сопровождении вдовы Марини и пожилой крестьянки по имени Меккали. Женщины во что бы то ни стало хотели успеть исповедаться, пока священник не предстал перед Богом.

Заявление священника и его демонстративный уход поставили Веничьо в неловкое положение. Дона Фаусто уважали и любили все. Его переход в стан противника невыгодно освещал позиции Марио. К счастью, появление Бутафочи отвлекло всех от происшествия. Бутафочи шел, как на прогулке, радуясь жизни. Рубашка была широко расстегнута, руки – в карманах. Все замолчали, услышав беззаботный вопрос:

– А что случилось?

Его спокойствие и непринужденность заставили крестьян забыть об угрозах Марио. Их больше не принимали всерьез.

Веничьо ехидно ответил:

– Мы работаем за вас!

Данте добродушно рассмеялся:

– На твоем месте, Веничьо, я бы спрятался куда подальше.

Марио взбесился:

– Арестуйте его!

Барбьери и Пицци схватили комиссара за руки. Тот удивленно оглядел их:

– Что это с вами?

– Мы больше не подчиняемся. Ты забыл о своем поручении и будешь отвечать за это в Фодже. А пока посидишь здесь!

Черные Рубашки потащили к машине нового пленника. Пепе крикнул:

– Не волнуйтесь, комиссар, вы еще не уехали!

Бутафочи улыбнулся:

– Я не волнуюсь, Пепе.

Барбьери процедил:

– Сейчас время новостей. Если включить радио и дать им послушать, может, они образумятся?

– Хорошая мысль. Сограждане! Сейчас мы вместе прослушаем последние новости о победоносном движении наших войск!

После недолгого бормотания зазвучали позывные фашистского гимна и раздался голос диктора:

– Итальянцы! Именно в тяжелые моменты народ должен проявлять мужество и сознательность, необходимые для родины. Под натиском превосходящих сил противника немецкие войска были вынуждены отступить. Неаполь в руках американских захватчиков, англичане заняли Бари. Но ничего еще не потеряно, пока есть люди, готовые умереть, защищая свою родину! Мы передаем братский привет нашим согражданам в Кампани и говорим им: «Надейтесь! Мы освободим вас!»

Пицци поспешно нажал на кнопку и заявил (правда, не очень убежденно):

– Еще один пораженец!

Его встретило молчание. Веничьо расстегнул ворот рубашки. Люди переглядывались, но никто не осмеливался начать разговор. В роли оратора, как всегда, выступил Пепе. Он насмешливо поинтересовался:

– Так что ты говорил насчет повешенья, Марио?

У мэра возникло ощущение, что он идет ко дну.

– Я, конечно, несколько преувеличил… Ты сам знаешь, Пепе, мы в Страмолетто частенько можем вспылить на словах, но в глубине души…

Бедный Марио обливался потом, не находя нужных слов.

– Короче говоря, ты шутя хотел повесить Аттилио.

– Вовсе нет! Я и не собирался вешать моего старинного приятеля Аттилио, друга моего детства… как только что напомнила мне бабушка.

Пицци недовольно одернул мэра:

– Что, струсил? Поджилки затряслись? Решил перейти на сторону врага?

Веничьо жалостливо вздохнул:

– Знать бы, с какой стороны враг…

Пепе настаивал:

– Но все же ты сторонник Дуче?

– Не надо преувеличивать… Некоторые его идеи мне нравились, признаю, но нельзя сказать, что я одобряю его во всем. Это большая разница!

– Эта разница зависит от исхода сражения?

– Я не понимаю, в чем ты меня обвиняешь, Пепе?

– Ни в чем. Я просто заявляю, что ты последний из трусов и, если бы немцы не проиграли, ты, не колеблясь, расстрелял бы Аттилио! Прав я или нет?

Публика подтвердила, что старик прав. Марио стало жарко.