– Смотрите.
Он осторожно повернул голову умершего и показал ужасную рану. Кюре закрыл глаза:
– Боже мой! – затем строго: – Кто это сделал?
Все опустили глаза. Священник настаивал:
– Кто?
Ему ответил карабинер:
– Трудно сказать, падре. У него было столько врагов…
– Может быть, Джузеппе, но не хотите ли вы сказать, что в Страмолетто столько убийц? Я надеюсь, что нет.
Виргилий закричал:
– Карабинер заодно с убийцей, падре!
– Как ты смеешь!
– Да это бросается в глаза. Он говорит, что невозможно найти того, кто нанес удар.
– Ну и что?
– Тот, кто убил дона Лючано, – один из тех, кого он собирался выдать полицейским, которые приезжают сегодня из Фоджи.
– Полицейские из Фоджи?
Карабинер пересказал падре все, что усопший сообщил им вчера. Дон Фаусто покачал головой:
– Да простит меня Господь, но это действительно был злой человек!
Виргилий разозлился:
– Вы не имеете права так говорить, падре! Дон Лючано был патриотом, и мы отомстим за него. И тот, кто его убил, заплатит за преступление своей жизнью. А убийца – это Капелляро или де Беллис, или Бонакки!
Трактирщик вцепился в горло сапожнику. После недолгого колебания остальные бросились их разнимать, что оказалось не так-то просто, так как де Беллис никак не хотел выпустить из рук свою жертву.
– Отпустите меня! Я его прикончу!
Виргилий с трудом переводил дыхание. Он растирал шею, плача от ярости и страха. Когда, наконец, он смог говорить, то накинулся с упреками на своих друзей:
– Почему вы его не поколотили?
Марио сухо ответил:
– Потому что ты нас утомил, Сандрино, понял? Ты обвиняешь, не имея доказательств, и к тому же у нас есть дела поважнее, чем забивать себе голову поисками типа, который свел счеты с негодяем Лючано. Все Страмолетто будет счастливо от него избавиться!
– Он был прав… Предатели! Подождите, вот приедут полицейские, я им все расскажу!
Карабинер спокойно посоветовал:
– На твоем месте, Виргилий, я бы осторожнее выбирал выражения, ведь если убийца здесь, как ты говоришь, ему не очень приятно тебя слушать… смотри, как бы он тебя не отправил к твоему дружку Криппа.
Виргилий застонал от ужаса:
– Вы слышали, падре? Вы слышали? Они хотят и меня тоже убить!
Дон Фаусто рассердился:
– Довольно! Непристойно ломать комедию перед трупом! Вы сошли с ума, если можете угрожать друг другу в то время, когда война уже стучится в наши двери!
Возвращенные к своим реальным заботам, они смолкли.
– Дети мои, оставьте ваш гнев. Джузеппе займется поисками преступника, а мы отнесем это бренное тело туда, где оно будет покоиться в ожидании своего места на кладбище, – к нему домой.
Вдова Марини открыла дверь траурному кортежу.
– Вы предупредили синьору, Мариучча?
– Да, падре. Она оделась в черное.
– Куда его положить?
– В его комнату.
Дон Фаусто сложил руки мертвеца на груди и в который раз отмстил, что тс, кого Бог призвал к себе, освобожденные от земных страстей и тревог, приобретают отпечаток необыкновенного спокойствия и безмятежности.
Сильвана вышла в тот момент, когда мужчины, положив свою ношу, отходили от кровати. Она подошла к мертвецу, посмотрела на него долгим взглядом, перекрестилась и повернулась к священнику:
– Как он умер?
– Довольно неприятным образом, дочь моя.
– Так, как заслуживал, отец мой.
Кюре в замешательстве медлил с ответом.
– Это был ваш муж, Сильвана Криппа.
– Это был мой тюремщик.
– Каким бы он ни был, теперь он предстал перед высшим судьей.
– Надеюсь, он там будет наказан по заслугам.
И она вышла, ошеломив их своей ненавистью, которую даже не пыталась скрыть.
Виргилий выразил общее мнение:
– Нельзя сказать, что ее душит печаль. Не удивлюсь, если она окажется соучастницей.
Но тут же вскрикнул от боли – карабинер со всей силы наступил ему на ногу своим сапожищем:
– Я тебе уже сказал, что ты слишком много болтаешь, Виргилий.
Ожесточенный сапожник зарычал:
– Посмотрим, как вы помешаете мне говорить, когда они будут здесь!
Они приближались. Черные рубашки делали их похожими на ангелов смерти. Николо Барбьери, сидевший на рулем «фиата», делился впечатлениями со своим соратником Вито Пицци:
– Какое-то захолустье! Что за идея – послать нас нагонять страху на этих дикарей!
– Это просто прогулка. Если они будут выступать, сделаем чучела из двух-трех…
Они засмеялись, два тупых зверя с огромными мускулами и крошечным мозгом. Барбьери, продолжая свою мысль, возразил:
– И все-таки это не дело для таких людей, как мы с тобой, – разбираться с деревенскими тупицами.
Пицци наклонился к товарищу:
– Наверху решили посмотреть, как толстяк справится с работой. Это его первое серьезное задание. Мы здесь, чтобы наблюдать за ним, усек?
«Толстяк» – это был Данте Бутафочи, служащий милиции Фоджи, всю жизнь занимавшийся чисто бумажной работой. В военное время ему присвоили звание комиссара полиции. Начальство не питало особых иллюзий по поводу его боевых качеств, а в Страмолетто он был послан только потому, что дело не представляло особой важности и никого другого под рукой не оказалось. Бутафочи при своем весе более 100 кило ненавидел подобные экспедиции. Но он столько раз провозглашал необходимость делом подтверждать свои убеждения, что не мог не подчиниться приказу и принять, наконец, активное участие в работе милиции. Вынужденный повиноваться и при этом изображать энтузиазм, Данте мог только молча проклинать свою несдержанность в речах, из-за которой ему приходится тащиться в горы, чтобы образумить людей, которые могут, к тому же, оказаться строптивыми. Да и неизвестно, как дальше пойдут дела на войне.